Церкви и кладбища

 

 

Строительство и содержание церквей

 

Первым владельцем земель нашего района, когда они вошли в состав Московского государства, был Ливенский Троицко-Сергиевский монастырь. В грамоте  (1637 г.) царя Михаила Романова говорилось: “Реку Кшеневу с упалыми в нее колодезями (т.е. притоками. – Н.Н.) пожаловать игумену Ливенскому Троицко-Сергиевского монастыря Харлампию с братией на пищу, на свечи, на ладан и на вино церковное…”

Игумен с братией доходы от кшенских земель использовал не только “на свечи, на ладан и на вино церковное”, но и на усиление в новых владениях православия, пошатнувшегося за период долгого господства монголо-татар и последующих войн. Для этого в села направлялись проповедники, в крестьянских избах открывались молельни, а с XVIII века началось строительство первых в наших местах церквей. Были они деревянными, небольшими и неприглядными. Есть упоминание, что в 1749 г. такие церкви работали в Гуровке и Разсоховце, т.е. в Гурово и Расховце, и в Верхних Апочках, а чуть позже они открылись в Мелавчике (Петрово-Карцево) и других местах.

Первые церкви, просуществовав около ста лет, сменились церквами второго поколения – в большинстве своем каменными, внушительными, благоустроенными, устремленными ввысь, к Богу. Их средние размеры у основания составляли 55 на 35 аршин (1 аршин равен 0,71 м), фундамент и цоколь были каменные, стены – кирпичные и очень редко деревянные, расписывались фресками на библейские сюжеты. Средняя высота стен до карниза равнялась 12 – 13 аршинам. Верх церкви делался или многокупольным, или многоступенчатым (многоярусным), заканчивался высоким крестом. Дверей наружных было 3 – 4, окон больших – 8 – 10, малых – 18 – 20, кровля была металлическая, оцинкованная, на куполах с позолотой.

Общая высота церкви  от земли до вершины креста составляла 40 – 50 аршин. Рядом с церковью возвышалась колокольня. Они обносились затейливой металлической оградой. Ограждены были не только церковь и колокольня, но и находившиеся здесь могилы знатных прихожан.

Церковь, колокольня, ограда являлись вершиной ремесла того времени – и кирпичной кладки, и плотницкого, и столярного, и резного, и кузнечного, и литейного, а также лепного и живописного искусств, ценными памятниками культуры. Неподалеку от церковной ограды размещалась караулка, чуть подальше – просторный дом священника.

Все церковные усадьбы были и умело разбиты, и старательно ухожены. Здесь находилось место и фруктовому саду, и сиреневым аллеям, и аккуратным дорожкам, и вековым деревьям вокруг.

Строили церкви, в отличие от школ и больниц, сравнительно быстро и дешево. Все землеройные, погрузочно-разгрузочные, подсобные работы и перевозка стройматериалов выполнялись местными жителями бесплатно и по первому требованию. Камень для фундаментов и цоколей отпускался Ломигорским и Боркинским карьерами тоже бесплатно. В счет подводной повинности крестьяне по легкому санному пути подвозили его. Кирпич жертвовали местные производители, а лесоматериалы – государство. Церкви строились по разным проектам, в разное время и разными архитекторами, поэтому полной схожести у них не было.

За тысячелетнюю историю православия отношение властей к нему было разным. В XIXXX вв. ни на ремонт церквей, ни на другие церковные нужды, ни на оплату труда священников и других церковнослужителей государство денег не выделяло. Содержались церкви на приношения и пожертвования прихожан и доходы от церковной земли. Ее выделялось: в селениях помещичьих – 33 десятины (1 десятина = 1,09 га) на церковь, в селениях государственных – в три раза больше. Церковный надел зависел и от крестьянского, он уменьшался, если крестьянские наделы были невелики. В действительности же чуть ли не каждая церковь имела земли больше положенного. Церковные земли не облагались никакими налогами и сборами и не отчуждались.

Помимо церковной земли у каждого священника и служителя церкви была земля собственная, и порою в больших количествах. В XIX веке надел собственной земли верхнеапоченского священника Максимова равнялся 144 десятинам.

 

Годы освящения и некоторые характеристики церквей второго поколения

 

1793 г. Мелавчик (Петрово-Карцево), Михаила Архангела, кирпичная, построена владельцем населенного пункта Карцевым П.И. В приход, кроме самого села, где построена церковь, входили деревни: Константиновка, Петровское, Екатериновка (Боренка), Михайлоанненка.

1805 г. Расховец, Дмитриевская, кирпичная, имела земли 208 десятин. Приход: Горностаевка, Сиделевка, Пожидаевка.

1807 г. Гриневка, Дмитриевская, кирпичная, имела земли 36 десятин. Приход: Воронцовка, Губерния, Перцевка, Средний Расховец.

1809 г. Верхнее Гурово, Казанская, кирпичная, имела земли 54 десятины. Приход: Каратаевка, Кинь Грусть.

1809 г. Верхние Апочки, Христорождественская, кирпичная, имела земли 69 десятин. Приход: Чепелевка, Ефросимовка, Троицкое.

1829 г. Грязное, Троицкая, кирпичная, имела земли 41 десятину. Приход: Александровка, Аннено, Мочаки.

1829 г. Красная Долина, Владимирская, кирпичная, имела земли 33 десятины. Приход: Арцибашевка, Заречье, Марьевка, Петровское, Соколовка.

1840 г. Кшень (село), Крестовоздвиженская, кирпичная, имела земли 46 десятин. Приход: Мансурово, Раково.

1849 г. Большой Гремячий Колодезь (Ледовское), Троицкая, деревянная, имела земли 33 десятины. Приход: Барково.

1850 г. Липовчик, Владимирская, кирпичная, имела земли 73 десятины. Приход: Березовчик, Голощаповка, Волжанчик, Ивановка.

1851 г. Нижнее Гурово, Рождество-Богородицкая, кирпичная, имела земли 33 десятины.

1852 г. Крестище, Николаевская, кирпичная, имела земли 36 десятин. Приход: Екатериновка, Константиновка.

1853 г. Кошелево (Емельяновка), Троицкая, кирпичная.

1856 г. Подгородище, Петропавловская, кирпичная, имела земли 36 десятин. Приход: Афанасьевка, Городище, Платоновка.

1870 г. Мелехово, Покровская, деревянная, снаружи обитая железом, имела земли 33 десятины. Приход: Бибиково, Шишкино.

1871 г. Переволочное, Смоленская, деревянная, имела земли 35 десятин. Приход: Азовка, Юрасово.

1879 г. Нижняя Грайворонка, Рождество-Богородицкая, кирпичная, имела земли полевой 56 десятин, сенокосной 5 десятин, усадебной 2,5 десятины.

1884 г. Мармыжи (село), кирпичная. Приход: Горяиновка.

1904 г. Кшень (станция), Николаевская, деревянная, ошелеванная и покрашенная, земли не имела. Приход: Федорино и Серебряково.

1916 г., декабрь. Мармыжи (станция), Рождественская, кирпичная, построена в честь трехсотлетия династии Романовых (1613 – 1913 гг.), земли не имела.

Территория, обслуживаемая церковью, называлась приходом. Приход состоял из одного или нескольких населенных пунктов. По данным 1908 г., у церквей станции Кшень и Переволочного приходы были самые маленькие – 422 и 584 человека, а у церквей Нижнего Гурово и Липовчика – самые большие – 3390 и 3606 человек.

В общественной жизни дореволюционного времени церковь занимала значительное место. Там совершались религиозные обряды, производился учет родившихся и умерших. На площадях перед церковью велась торговля, по зову церковных колоколов собирались сходы. До революции расходы на церковь составляли 25% дохода крестьянского двора.

В 1910 г. в Курской губернии имелось церквей каменных 638, деревянных 479, часовен 57, монастырей 12 и строительство трех церквей завершалось.

 

Уничтожение церковного имущества и разрушение церквей

 

По Декрету об отделении церкви от государства 5 февраля 1918 г. здания церквей были национализированы и переданы органам местной власти. С этого времени началось притеснение церквей, перешедшее в их разрушение.

Сначала церкви лишились всех земельных владений и караулок, а в 30-х годах церкви закрыли. Иконы, многолетние архивы, книги, утварь свезли в районный центр и свалили в большую кучу во дворе райисполкома. Из всего этого богатства власть интересовали лишь предметы с серебром и золотом. Районному финансовому отделу областью предписано было все их в обязательном порядке сдать в банк Воронежа, который являлся центром существовавшей тогда Центрально-Черноземной области. Содержащие золото и серебро иконы рекомендовалось разрубить, сжечь на большом железном листе, а всю золу собрать и тоже сдать в Воронежский банк для извлечения из нее драгоценных металлов.

Здесь же жгли хоругви, ризы и другие церковные принадлежности из ткани, если в них замечались какие-нибудь блестки. Золу от этих вещей тоже отправляли в Воронеж. Все остальное, по мнению властей, никакой ценности не представляло, и его разрешалось использовать местным Советам по своему усмотрению.

С наступлением холодов большими иконами (а некоторые из них были величиной с окно и даже больше) изнутри для утепления обили райисполкомовскую конюшню и отгородили друг от друга станки, в которых стояли лошади. Остальное продолжало лежать под открытым небом. Часть его разобрали жители, часть погибла, часть – в основном архивы – сожгли при уборке двора весной следующего года, а остатки – крупноразмерные иконы – лежали до лета 1941 года, пока их не употребили на сооружение бомбоубежища. Так варварски было уничтожено церковное имущество и архивы с ценными сведениями по истории приходов за 100 – 150 – 200 лет.

Уничтожив церковное имущество, приступили к разрушению церквей. Сначала эта участь постигла деревянные церкви. Из-за малой емкости тогдашнего элеватора в церковь станции Кшень два или три года ссыпали зерно, а в 1935 году церковь сломали. Она была деревянной, небольшой, и ее решили не разбирать по бревнышку, а свалить. Молодые парни взобрались наверх – дело было теплым летним днем, – опоясали веревками здание церкви пониже креста, а толпа мужиков, ухватившись за концы веревок и подбадривая себя криками, потянула их, но церковь устояла. Тогда ее растащили по частям: сначала верхнюю ступень (ярус) с крестом, потом обшивку стен, потом сами стены. Материал, из которого была сделана церковь, оказался прочным, и его употребили на пристройку к караулке, назвав это сооружение клубом железнодорожников. Потом его переименовали в Дом соцкультуры, а потом – в районный Дом культуры. Таковым он оставался до строительства нового в 1974 году, затем был разрушен.

Материал деревянной Ледовской церкви израсходовали на строительство местной школы крестьянской молодежи, Мелеховской – районного Дома Советов, как тогда называли райисполком, Кошелевской – для жилого дома в совхозе “Расховец”. Красивейшие пролеты ограды нижнегуровской церкви вырвали из кирпичных тумб и раздали колхозам на кузнечные поделки, а резной иконостас, пять куполов и крышу этой церкви райфо, на балансе которого она стояла, продал (оценив всю церковь в 900 руб.) райпотребсоюзу в начале 1940 года на отопление кшенской пекарни. Колокола всех церквей сбросили с колоколен, разбили и сдали в металлолом.

Покончив с деревянными церквами, приступили к разрушению кирпичных. Первой разрушили старейшую церковь района – Петровокарцевскую. Находилась она на центральной усадьбе совхоза “Профинтерн”. Его многотиражка “Голос свинаря” в номере за 15 октября 1933 года восторженно писала, как 2 октября отважные сыны славного ленинского комсомола Пикалов Сергей и Ртищев Кузьма бесстрашно поднялись к церковному кресту, сорвали крепления и сбросили его на землю, а затем ловко и быстро раскрыли и сломали крышу. Из кирпича, добытого при разборе этой церкви, сделали примитивнейшее строение – мастерскую для ремонта тракторов. Через четыре года на эти же надобности разобрали и Крестищенскую церковь.

В войну этот процесс поначалу остановился, а с освобождением района пошел с новой силой. На восстановление построек требовался кирпич, щебень. За ними шли в райисполком. Там всем стандартно отвечали: столько-то тысяч кирпича или столько-то кубометров щебня выломайте из стен такой-то церкви. Разрешение выдавалось и на такие объекты, где можно было обойтись и без кирпича, а без церковного – тем более.

В районном архиве (фонд 98, оп. 1, д. 8, л. 196) хранится решение райисполкома за 1944 год о разрешении совхозу № 7 для овощехранилища (то есть для погреба) выломать 6 тысяч штук кирпича из стен Мармыжанской сельской церкви.

Церковные стены клались намертво, разборке не поддавались, и в церквах, как в каменоломнях, загремели взрывы, благо взрывчатка тогда была доступна каждому. Выломанный кирпич никто не считал, и его брали столько, сколько хотели. Очень скоро не стало и кирпичных церквей. Строили их шесть поколений наших предков 120 лет, а мы разрушили за 10!

Из 20 красавиц, являвшихся истинными памятниками культуры, уцелело 3: краснодолинская, липовчанская и нижнегуровская. Если их сравнить с теми, какими они были на заре Советской власти, то разница такая же, как между изношенными, дырявыми и только что принесенными из магазина сапогами.

В 90-е годы в районе открыты молитвенные дома (церкви) в пос. Кшенском (1992 г.), в с. Нижняя Грайворонка (1998 г.), на ст. Мармыжи (1999 г.). Скульптор Клыков В.М. в 1994 г. начал строить церковь на родине – в с. Мармыжи, а депутат Курской областной думы Карамышев В.Н. в 2002 г. – в с. Грязном.

 

Немного истории кладбищ

 

Со строительством церквей возникли компактные захоронения – кладбища. Возраст всех дореволюционных кладбищ района (а они были в каждом церковном приходе), за исключением пристанционных Кшенского и Мармыжанского, – несколько веков.

На кладбищах не стало безымянных могил. Беднота обозначала их крестом и камнем с высеченными на нем некоторыми сведениями о похороненном, а состоятельные люди – дворяне, духовенство, купцы и чиновники – еще и надгробием, памятником, а то и склепом. Встречались семейные и родовые склепы. Захоронений дореволюционной знати было больше на Кшенском (сельском), Петровокарцевском, Расховецком, Петропавловском, Краснодолинском, Гриневском и Верхнегуровском кладбищах.

Церковь усердно твердила: кладбища только для праведных, могилы неприкосновенны, память об умерших вечна и священна. Может, поэтому тогда благополучней было с нравственностью людей и сохранностью могил.

С закрытием церквей кладбища перешли в ведение исполкомов Советов, а фактически стали бесхозными и разделили участь церквей. К теперешнему времени из сотен захоронений дореволюционной знати в районе остались лишь могила офицера 1812 года в Красной Долине и полуразрушенный склеп дворян Карцевых в Петровокарцево. И ничего больше!

Большинство из тех, чьи могилы были уничтожены, имели заслуги, в том числе и военные, перед государством, высокие должности, чины и награды, строили церкви, школы, больницы. Потомкам надо было гордиться ими, а памятники с их могил, порою с письменами XVIII века, надо бы хранить в музеях. А мы о похороненных забыли, а памятники с их могил бездумно замуровали в фундаменты, положили у порогов, безжалостно разбили на щебенку, склепы разобрали на кирпич, кресты и деревья срубили на топливо.

Разграбление это происходило белым днем, на глазах у работников тех исполкомов, в ведении которых кладбища находились. Ни креста, ни памятника, ни надгробья, ни камня, ни кустика на могилах не стало. Кто где похоронен – не определишь. Кладбища уподобились скотомогильникам.

Такова общая схема отношения к кладбищам в первое тридцатилетие Советской власти.

Даже одинокая могила является историческим памятником и охраняется законом. Надругательство над нею – действие, наказуемое уголовно. В нашем районе вред наносился сотням могил на каждом кладбище, и никто и нигде за это не только не понес наказания, но и не получил упрека.

 

Современные захоронения

 

Кладбища, где находятся захоронения 50 – 90-х годов, со стороны кажутся идеальными; везде ограды, надгробия, кресты, памятники с фотографиями и надписями. Близкое знакомство с этими местами выявляет множество недостатков.

Кладбищенская земля используется неэкономно. Если бы это устранить, то емкость кладбищ и, стало быть, срок их службы можно было бы увеличить в 2 – 3 раза. В расположении могил и дорожек полный хаос. Последние могут быть и продольными, и поперечными, и зигзагообразными, и узкими, и широкими. Протоптаны они явно случайно. Их могут засыпать землею, завалить мусором, забаррикадировать оградами. Все могилы должны находиться в одинаковом положении и быть защищены той администрацией, в ведении которой находится кладбище. Если у похороненных не стало близких, то их могилы забыты и заброшены, даже если в них похоронены выдающиеся люди. Забытых могил не должно быть. Не редкость на кладбище мусорные свалки, мало где найдешь песок для благоустройства могил, нет воды.

Эти недостатки присущи всем кладбищам. Причина – невнимание к ним как со стороны исполнительных органов власти, так и со стороны церкви. За порядком на кладбищах и сейчас никто не смотрит, никто о них не беспокоится. Исполнительная власть свои функции по отношению к кладбищам сводит в лучшем случае к окапыванию их рвом, а церковь к кладбищам вовсе безразлична. Полный порядок на кладбищах будет тогда, когда у них появится заботливый хозяин.

 

Воинские могилы

 

Братские могилы воинов, погибших в боях за район в 1941 – 1943 годах, оставляют хорошее впечатление. Все они огорожены, ухожены, с памятниками, а местами и с фамилиями похороненных.

Братские могилы создавались через 10 и более лет после освобождения района путем объединения одиночных и небольших могил. Стоило это больших трудов.

Но не все погибшие в боях за район упокоились в этих ухоженных могилах. В войну, особенно в 1942 году, когда район был оккупирован, похороны погибших можно было назвать похоронами условно, так как сводились они лишь к закапыванию трупов и нередко там, где воина настигала пуля. Фамилии похороненных чаще всего не указывались. Такие могилы обречены были на быстрое забвение и уничтожение, что с некоторыми из них и произошло к началу перезахоронения. Из сохранившихся могил перезахоронили тоже не всех.

С полным основанием можно предполагать, что тогдашние руководители сельских Советов к перезахоронениям погибших воинов отнеслись безответственно, а руководители района не проконтролировали их.

В 1941, 1942, 1943 годах в Кшени (в здании средней школы на улице Вокзальной) находился госпиталь 40-й армии, воевавшей к югу от железной дороги. Умерших в кшенском госпитале, а их было 139 человек, все три года хоронили в одной могиле, на кладбище, расположенном на северной окраине поселка, постепенно увеличивая эту могилу. Она не только не поправлялась и не обозначалась фамилиями похороненных, но даже полностью не засыпалась. Весной в ней долго стояла вода, потом вырастал высокий бурьян. К этому святому месту никто никогда не подходил, ни венка, ни букета цветов не возлагал. О нем забыли и в послевоенные годы, и при перезахоронении. В 60-е годы кладбище, по сути дела, было уничтожено: могилы разрыли и сровняли бульдозерами, построили дежурное помещение железнодорожной станции, квартиры для железнодорожников, а на месте братской могилы поставили туалет и устроили свалку. Все-таки стоило бы привести в порядок эту территорию и поставить здесь какой-то памятный знак.

У воинских могил есть и другой недостаток: на памятниках и могильных плитах указаны фамилии далеко не всех, кто лежит под ними. Виновны в этом не те, кто хоронил погибших в войну и перезахоранивал после, а военное ведомство. Оно не оставляло никаких сведений о погибших. И люди, хоронившие освободителей своего села, ничего не знали о них – ни фамилии, ни имени, ни должности, ни домашнего адреса.

Чтоб узнать о погибших, надо было вести поиск. Так как он был труден, продолжителен и доброволен, местные власти этим себя не утруждали, а вышестоящие делать это их не обязывали. Занимались поисковой работой по собственной инициативе считанные единицы энтузиастов. Никакой помощи они не получали. Поэтому имен перезахороненных в братских могилах прибавилось мало. Такими эти могилы и остались – похоронено много, а кто и откуда – не знаем.

В последние годы поисками и перезахоронением останков воинов, погибших в годы Великой Отечественной войны, занимается кшенский подростковый клуб “Славяне” под руководством В.И. Калинина. На территории Советского района в 1996 г. проходила областная Вахта Памяти, в ходе которой были перезахоронены в братскую могилу Черемисиновского района (основные работы производились там) останки четырех солдат, обнаруженные у с. Мармыжи. В 1998 г. с территории станции Мармыжи были перезахоронены в братскую могилу у железнодорожного вокзала останки четырех железнодорожников и двоих детей, погибших в войну. Все имена установлены и указаны на памятнике.

В 2000 г. на территории нашего и Касторенского районов проводилась Всероссийская Вахта Памяти, в ходе которой в братскую могилу в с. Нижняя Грайворонка было перезахоронено 150 солдат, в том числе останки из могилы у пожарной части (п. Кшенский), из лога у ст. Мармыжи, с хутора Никольского и останки 18 человек из с. Мелехово.

В 2001 году клубом “Славяне” были обнаружены останки двух воинов в д. Серебряково, они были перенесены в братскую могилу в д. Крыловка.

 

Как закрывались и ликвидировались кладбища

 

Закрывают кладбище  в основном по случаю его заполненности по решению того органа, в чьем ведении оно находится. Об этом оповещают население, для архива снимают план с обозначением каждой могилы и принимают меры к сохранению могил защитников Родины, участников выдающихся исторических событий и деятелей культуры.

В нашем районе закрывались и ликвидировались кладбища в поселке Кшенском, Нижней Грайворонке, Петрово-Карцево. И везде без надобности, а два последних и без соответствующих решений. Население об этом не оповещалось, ни одного захоронения не сохранилось. На Кшенском кладбище сразу построили служебное железнодорожное помещение (для этого, видимо, кладбище и закрывалось) хоть вокруг вокзала имелись обширные пустыри, на которых можно было разместить десяток таких помещений. Приносить в жертву единственному строению сравнительно молодое и не заполненное до конца кладбище не стоило.

Подражая Москве с ее захоронениями у Кремлевской стены, районные руководители в начале 30-х годов в Кшени тоже попытались создать кладбище для привилегированных между кинотеатром и пожарной частью. Там хоронили коммунистов, комсомольцев, активистов изо всех сел района. Перед войной на нем было три или четыре десятка могил. После войны эта выдумка была забыта, а кладбище без ухода погибло.

Проектировщики асфальтированной дороги КшеньЛачиново решили проложить ее через Нижнеграйворонское кладбище. Председатель райисполкома этот маршрут утвердил. Старинное кладбище ликвидировано.

Петровокарцевское кладбище – старейшее в районе. На нем были могилы представителей пяти поколений знатного дворянского рода Анненковых. Все его представители по мужской линии имели воинские звания, награды. Это кладбище запахали, хоть в здешнем колхозе земли было много и не вся она использовалась эффективно.

У Петровокарцевского кладбища было продолжение на другой стороне ручья у церкви. Здесь хоронили священнослужителей. Старики до сих пор помнят ухоженные могилы священников Николая Воронцова, Василия Ковалевского, Дмитрия Лосева и других. Это место находившаяся здесь МТС облюбовала под полигон, на котором обучали вождению тракторов. Последствия – все могилы уничтожены.

Лет через двадцать после войны рядом с Петропавловским кладбищем решили строить центральную усадьбу совхоза. Туда мощным потоком потекли бетонные блоки и перекрытия, кирпич, лес, доски, шифер, отопительное и канализационное оборудование. Асфальтированной дороги еще не было, и в непогоду все это перевозилось тракторами. Они начали проезжать по кладбищу, разгружаться и разворачиваться там. Кладбище гибло. Тогдашний председатель Городищенского сельсовета Положенцев М.Н. на заседании исполкома пытался вразумить совхозную администрацию. Не помогло. Этот разговор он продолжил на сессии районного Совета. Там, увы, сработал принцип первых лет Советской власти: в интересах социалистического строительства позволительно все! Деловое выступление старейшего по возрасту и стажу и опытнейшего председателя сельсовета руководители района бесцеремонно прервали и квалифицировали как аполитичное и вредное.

Понятно, такая позиция районного руководства  пользы кладбищу принести не могла. Западная его часть уничтожена, а остальная захламляется, так как впритык к могилам, а порою и на могилах поставили жилые дома, сараи, погреба. Траурные процессии, навевающие тоску, слышны и видны изо всех квартир. А какое прекрасное место для совхозной усадьбы можно было бы выбрать в чудесных подгородищенских краях!

“Уважение к минувшему – вот черта, отличающая образованность от дикости”, – сказал великий Пушкин в позапрошлом веке. За это время образованность нашего общества резко повысилась – неграмотного теперь не встретишь даже в самой глухой деревне. Но как же мы одичали по сравнению с нашими необразованными предками, крестьянами, почитавшими “отеческие гробы” как святыню!