Привидение

Кому пришла в голову мысль затеять стройку на старом кладбище – неизвестно, но то, что у этого человека, как говорят в народе, не все дома – это точно. Да и старым кладбище можно было назвать весьма условно – последнее захоронение было здесь лет за пятнадцать до начала раскопок. Мощные экскаваторы рыли траншеи, выворачивая еще свежие гробы, то и дело попадавшиеся в земле. Местные пацаны, днями крутившиеся вокруг стройки, вскоре стали распускать в своей среде слухи о якобы появившихся на кладбище привидениях. И чем больше копали кладбище, тем сильнее становились и эти слухи, обрастая ужасающими подробностями. Ночные путники, шедшие по дороге, проходящей вдоль кладбищенской сирени- ограды и ранее совершенно не обращавшие внимания на кладбище, теперь невольно ускоряли шаг в этом месте, робко поглядывая по сторонам. Согласитесь, что не каждому дано смелости пройтись ночью по кладбищу, у любого человека, даже самого отважного, встрепенется сердце при неожиданном шорохе в тех, овеянных легендами местах, даже не самой темной ночью.

Распространяемые о появившихся привидениях слухи имели свою явную цель. А цель у ватаги пацанов была весьма зловеща – привидение, изготовленное ими же самими. В качестве исходного материала была взята простыня, снятая с одной из бельевых веревок близлежащей улицы, и найденный на кладбище человеческий череп. Последний, после обработки в кислоте, был пристроен на шест, а простыня повешена на прибитую ниже перекладину. Для пущей страсти в череп была вмонтирована лампочка от карманного фонаря с батарейкой.

В первый же вечер испытаний ожидаемый эффект превзошел все мыслимые пределы. “Привидение” решили поднимать над придорожной сиренью, когда мимо кто-либо проходил. Первый же опыт вызвал душераздирающий визг идущих на танцы девчонок и долго не смолкающий затем топот каблуков.

Но на следующий день произошло событие, после которого у всех пятерых массовиков-затейников долгое время была дрожь в голосе и слабость в желудке. В тот вечер несколько дружков с соседней улицы отправились на вечерний сеанс в райцентровский кинотеатр. Билеты на “Фантомаса” были куплены еще днем, и теперь они шли по той самой дороге шумной ватагой, болтая о своих ребячьих делах. Возглавлял компанию Вовка Другов, высокий крепкий парень, с плотной вихрастой копной волос на голове. Примечательными у него были еще и руки, свисающие явно ниже положенного, с худыми костлявыми, длинными пальцами. Сжатые в кулак, они представляли собой серьезную угрозу для любого носа. Был он постарше остальных и нередко выручал своих друзей. Вблизи кладбища один из пацанов боязливо сказал:

-Слышали? Привидение, говорят, тут есть.

-Да это Колька Свисток со своими: чучело сделали и пугают народ, я знаю, - отозвался другой.

В это время впереди, шагах в ста, что-то действительно поднялось над сиренью и душераздирающий девичий визг огласил окрест.

-И правда жутковато, - проговорил Другов, закуривая беломорину, - вы идите потихоньку, а я сейчас. С этими словами Вовка шмыгнул в прореху между сиреневыми кустами.

Тем временем Колька Свисток, а это был действительно он, готовил свое страшное изделие к очередному явлению. Один из мальчишек сидел перед сиренью ближе к дороге и давал команду путем дерганья протянутой веревки.

И только Свисток начал поднимать чучело, как на его шее сомкнулись холодные костлявые пальцы. То же самое произошло со стоящим рядом Митькой Струной.

А –а -а, - неистово заорали оба и, бросив чучело, ломанулись через густую сирень. Остальные, оглянувшись и увидя за собой огромную фигуру невесть откуда взявшегося нового “привидения”, рванули следом за дружками, издавая истошные продолжительные вопли.

На следующий день на кладбище никто из пацанов уже не приходил, привидение исчезло, а о ночи напоминали лишь вывешенные матерями на бельевых веревках штаны изобретателей страшилища.

"Нива" от 27 ноября 2002 года

Дон Жуан (рассказ первый)

Время текло нудно и нескоро, будто стрелки на часах пробуксовывали или им тяжело было двигаться наверх от девяти к двенадцати часам. Собственно, Гришку Пунькова интересовало в этом интервале одиннадцать часов, тот самый час, когда он должен был пойти на вызов, якобы, к Маланье в 36 квартиру четвертой пятиэтажки. Дома эти были построены еще в те времена, когда через окрестности поселка проложили нефтепровод. Торчали эти четыре коробки, издали похожие на элеватор, как клыки старой ведьмы, окруженные со всех сторон частными домиками с сараями и садами. Построены они на месте огородов, а посему со всех сторон были окружены еще и густыми зарослями бурьяна.

Гришка, о ком собственно речь, работал в тамошнем коммунхозе слесарем по обслуживанию бытовой сантехники, а эта работа, сами понимаете, в любое время может быть истребована. Ходил он с видавшим виды кожаным дипломатом, в котором таскал всякую всячину, нужную для ремонта кранов, вентилей и прочего кухонно-туалетного инвентаря.

Маланья была его давней подружкой и частенько, когда муж последней убывал на пару дней в командировку на своем КамАЗе, она вызывала по телефону слесаря. Так как слесарь был один, то являлся Пуньков. Являлся часам к одиннадцати, дабы можно было прихватить и время обеда.

В тот день все шло обычным чередом. Помаявшись в ожидании одиннадцати, Гришка заявился к Маланье с деловым видом, проскочив удачно мимо некстати сидевших на скамье перед подъездом бабок, и, просунув голову в приоткрытую дверь, спросил:

-Можно?

-Да заходи скорее, - тихо пропела Маланья, - не дождешься тебя!

Гришка привычно сбросил с себя туфли и поставил свой дипломат за дверь. Маланья, сделав кокетливые глаза, повисла на его шее:

-Мой обормот еще в половине седьмого укатил, мог бы и пораньше явиться!

-Да что у меня, телепатия что ли? – проходя на кухню и довольно потирая руки, пробасил Гришка.

И пошло все у них по накатанному. Посидели за столом, потом стала осуществляться и главная задумка Гришкиного визита. Однако в самый разгар оного мероприятия раздался резкий и нетерпеливый треск дверного звонка.

-Фу! Кого это пролик принес? – высвобождаясь из Гришкиных объятий, прошептала Маланья, - пойду гляну.

Набросив на Гришку упавшее на пол одеяло, она не успела и двух шагов ступить, как раздалась череда еще более настойчивых звонков и за дверью прерывистым голосом запыхавшийся мужик пробасил:

-Ты что, оглохла? Открой быстрее, бумаги забыл, почти с полдороги вернулся.

Маланья так и застыла посреди прихожей, прижав к себе халат. Затем она резко развернулась и, заскочив в спальню, пискнула сдавленным голосом:

-Кыш отселева!

Собрав разбросанные по полу и стульям Гришкины тряпки и сунув их ему в руки, она вытолкнула что-то мычащего любовника в прихожую. Добавив там ему обувку и дипломат, толкнула было его на кухню, но потом передумала и поставила за дверь. За последней стали уже слышны совсем другие слова относительно чей-то матери и ее нисходящих.

Открыв дверь и увидев разъяренное лицо мужа, Маланья резво понеслась в спальню, лихо мельтеша округлостями своего тела. Увидя обнаженную супругу, мужик зарычал и со словами:

-Ты тут с кем это, а? – рванул следом. Воспользовавшись благоприятной ситуацией Гришка, под аккомпанемент Маланьиного визга и рычание ее мужа, шмыгнул на лестничную площадку, прикрыв за собой дверь. Он хотел было уйти выше, но там раздались голоса и, осмотревшись торопливо по сторонам, заметил приоткрытую дверь чьй-то квартиры, ввалился туда, защелкнув за собой замок. Пока отыскивал в куче брошенной на пол одежды свои трусы, в прихожую вышла из ванной завернутая в большое махровое полотенце дама, с торчащими из-под другого полотенца бигудями и намазанным чем-то зеленым лицом.

-Ты это что? Ты это откуда взялся, козел облезлый?

-Да это я счас: приоденусь и все тута, - пролепетал Гришка, пытаясь попасть ногой в колошку трусов.

-А ну-ка брысь отседова! Колянька вон на обед приехал, а ты тут голый, как сволочь, и я с тобой,- она поймала упавшее было с ее тела полотенце, - иди, гад ползучий…

Как ни пыталась хозяйка выдворить Гришку, тот стойко стоял на одной ноге, пытаясь все же надеть на вторую трусы.

-Куда же ты голого меня гонишь?

-Ой, Боже ты мой! – хозяйка метнулась на кухню и, схватив там попавшуюся под руку разделочную доску, со всей силой саданула интервента по заду. К этому времени тот уже успел натянуть штаны и нагнулся за туфлями. Толи удар был силен или пришелся неудачно для Гришки, но он завыл как собаченка и, свалившись на пол, стал кататься, зажимая руки между ног.

-Тьфу, черт, - сказала хозяйка, открывая дверь, - выползай! Да побыстрее.

Женщина схватила его за ногу и, не обращая внимания на упавшее с нее полотенце, стала вытаскивать Гришку вон. Тот вырвался, собрал свои вещи и, припадая на левую ногу, ретировался. На выходе из дома он встретил солидного мужчину с папкой в руке, было тормознулся в тамбуре, чтобы доодеться, но, услышав сверху:

-Приеду, разберусь!- рванул мимо рентгеноподобных глаз старушек, вечно сидящих на скамейке около подъезда, за декоративную изгородь. Там он, немного отдышавшись, привел себя на детской песочнице в мало-мальски приличный вид и, поправив галстук, поплелся на работу, сверкая на ходу предательски торчащими из туфлей босыми ногами.

-Ну надо случиться такому, - думал он,- и почему именно я так попался. И на фига поперся к этой Маланьке! Лучше бы на Дачную улицу сходил. Там хоть трешку дадут за кран…

Мимо Гришки протрусил Маланькин муж и, вскочив в кабину стоявшего КамАЗа, рванул на нем с места, оставив за собой шлейф пыли и запах солярочного дыма.

Постояв немного, Гришка достал из кармана носок и, бросив его в придорожный бурьян, - второй, видимо, остался где-то у Маланьи, - зашагал в сторону Дачной. С балкона второго этажа выглянула дама с бигудями на голове и, повертев пальцем у виска, показала ему язык.

На Дачной улице его ждало еще более тяжкое испытание…

"Нива" от 16 октября 2002 года

Дон Жуан (рассказ второй)

Пришел Гришка на Дачную немного за полдень, когда хозяйка небольшого частного домика бабка Полина собиралась идти доить в стадо корову. Одна сторона Дачной выходила огородами к широкой балке, местами поросшей ракитовыми кустами, а посему многие жители держали скот.

Бабка Полина, посмотрев на пришедшего Гришку, поставила доенку на лавку под яблоней и спросила:

-Что-то, мил человек, долго шел? Еще надыся вызывали. Так и потопнуть можно. Дед-то мой представился летеся, царство ему небесное, теперь вот некому чинить…

-Да так, работы много, - Гришка провел рукой по шее, - во!

-Ну да ладно, заходи в дом. Там внучка приехала, я ей уже наказала…, - и пошла вниз по меже, захватив на ходу доенку.

-Здрасьте, - сказал Гришка, приоткрыв дверь в дом.

Навстречу вышла молодая симпатичная дама:

-Привет, привет… Вон там течет, - она открыла дверь.

Кран действительно тек. Гришка осмотрелся по сторонам. В комнате, куда его привела внучка, было сразу все: и ванна, и котельная, и все остальное. На столе рядом с рукомойником лежала отвертка и какие-то гайки.

Пошарив по карманам, Гришка достал прокладку и маленький разводной ключик и принялся за дело. А дела было на пять минут. Заглянувшая из-за двери внучка застала слесаря уже за мытьем рук.

-Все нормально. Вековшина! – Гришка вытер висевшей на веревке тряпкой ключик, положил его в нагрудный карман, - а бабка твоя- долго, долго.

-Да они старые все такие. Стопку выпьешь?

-Если с тобой – выпью.

-А я тебе одному и не поднесу, - засмеялась дама, - проходи, - кивнула на стол в прихожей.

Через несколько минут на столе появилась и закуска, и графин с самогоном.

-Тебя как звать-то?

-Гришка.

-А меня Катерина, - она подняла стопку, - за меня!

-Давай за тебя, - согласился Гришка. Пока закусывали, он откровенно разглядывал Катерину:

-А ты ничего, хорошенькая!

-Я знаю. Наливай.

Слово за слово и потянулась их задушевная беседа. Разгоряченный самогоном Гришка все больше говорил комплиментов Катерине, а потом и вовсе, набравшись наглости, прильнул к ее губам, и вместо ожидаемой пощечины почувствовал такую реакцию в ответ, что весь его организм залился блаженством и сладостью. Гришка подхватил Катерину на руки, но она запричитала:

-Подожди! Ну что ты. Тут нельзя. Пойдем на летнюю кухню.

Захватив дипломат, наш герой пошел следом за дамой весь в предвкушении и мечтах, пялясь на нее сзади, как на экран телевизора. Проходя через веранду, он как-то ненароком бросил взгляд за штору, отгородившую часть веранды с кроватью и замер как вкопанный. На кровати лежал огромный детина. Его ноги не помещались и просунутые между прутьями спинки казались похожими на ласты с тресканными, размером с чайное блюдце, пятками. Гигант лежал на животе, положив голову на руки. На левом плече вместилась татуировка размером с небольшую картину. Гришкина голова была явно меньше торчащего из-под всего этого кулака.

-А эт… кто?

-Да не обращай внимания, будет спать еще часа два, я то знаю, - безразлично бросила Катерина.

Все Гришкино естество застыло и стало стремительно уходить в пятки.

-Елки - палки! Во проснулся бы!

-Да брось ты. Пошли. Что, мужика не видал что-ли, - Катерина потянула Гришку за рукав.

Тот медленно освободил руку, прошел к выходу и стремительно зашагал мимо летней кухни по меже на луга, все сильнее сжимая ручку дипломата.

-Эй! Ты что это?

-Ну уж нет! Хватит, - думал Гришка, ускоряя шаг, - опять влип.

Всю ночь ему снились кошмары. То он не мог найти дорогу из чьего-то дома, то снился этот Геркулес с наколкой, то приходилось удирать от КамАЗа. Просыпался несколько раз. Пил и теплый чай с медом, и валерианку, и какие-то таблетки – ничего не помогало. Утром проспал на работу, чего никогда с ним не случалось.

Попихав в рот приготовленный женой завтрак, Гришка взял дипломат и, уже берясь за ручку двери, сообразил, что дипломат тяжеловат. Положил его на тумбочку для обуви и открыл… Под лежавшими сверху какими-то бумагами Гришка обнаружил три бутылки коньяка и пакетик с закуской. Нервная дрожь пробежала по его сытому телу. Он живо представил себе, как Маланьин супруг открывает его дипломат с “магарычом”.

Только теперь им была замечена и изолента на ручке, и переводная картинка на торце дипломата, и еще масса отличий.

-Вот сатана! Всучила! Как я не посмотрел. Что же это за невезуха такая!

Гришка закрыл дипломат и, присев на корточки, стал представлять последствия вчерашнего дня. Но об этом потом.

"Нива" от 6 ноября 2002 года

Ногомас

Участковый явился как никогда рано - почти сразу по прошествии через станцию “трудового” поезда. Пришел он не один, а с председателем сельсовета: пышной, розовощекой женщиной, весьма еще молодой и приятной. Приятности, конечно, в ее посещении и тем более в посещении участкового для хозяйки хаты Проськи Жилкиной было мало. Участковый, полнеющий не по годам капитан, вошел в дом и, отодвинув со стола, стоящего в прихожей, посуду, спросил, раскрывая папку:

-Ну! Что, Прасковья батьковна, варишь? А? Оформляем добровольную сдачу самогонного аппарата или как тот раз?

-Да ты что? Какой аппарат?- всплеснула руками Проська, - давно уже не занимаюсь. Как тот раз три сотни отвалила, так и все. Не-не. Что ты...

-Тогда будем искать! Понятых сама позовешь или сельскую попросим? Понятые были позваны быстро. Два мужика, болтавшихся на всякий случай поблизости. Первый- худой и высокий, с редкими кривыми зубами, войдя, скромно присел на табуретку у самых дверей. Второй, дедок лет семидесяти, ничем не приметный особо, вошел и тихо сказал: - Зд-зд- расьте.

-Во, приперлись! У вас что понятых, кроме этих алкашей, больше не нашлось? - зло проскрипела хозяйка.

-Тихо! - гаркнул участковый.

Проська села на диван и безучастно уставилась в маленькое окно.

После непродолжительных поисков в бачке умывальника было обнаружено почти ведро самогона. Жидкость была слита в подставленное под кран эмалированное ведро. Его вынесли в горницу и благополучно водрузили на круглый стол рядом с вазой с искусственными цветами.

Но поиски источника зла- аппарата ни к чему не привели.

Участковый присел на кровать и, разложив бумаги, стал писать протокол.

-Во ты какая хитрая стала, - проговорил участковый, надевая очки, - сразу и не догадаешься! Ты только имей в виду: помню, как тот раз я тебя заставил самолично выливать брагу из фляги, а ты ее ведром таскала за сарай и там в кадушку сливала!

Дописав протокол, участковый дал его подписать сельской, а затем, положив на край стола, поманил пальцем худого:

-Коля, нацарапай.

Тот с готовностью взял ручку и, не читая, подписал в местах, указанных перстом участкового.

Проська простонала:

-Вот гад. А еще почти что сосед.

-А это тебе за салатик из огурчиков. Помнишь, я тебе мешок утфеля притаскивал. Магарыч поставила, поллитра своего зелья с собой дала. В полиэтиленовый пакет огурчиков накрошила, посолила, помаслила. От твоих огурчиков помасленных, -худой посмотрел по сторонам,- извините, пока с Юркой, дружком моим, из крюка, где пили, до дома добрались, все кусты наши были. Хоть снимай штаны да прямо по речке иди.

-Ну ошиблась случайно. Не то плеснула на огурчики. Касторка попалась,- развела руками Проська,- а ты что, жрал совсем без ума, видать?

-После твоего паточного...

-Петр Петрович, пожалуйте,- ткнул пальцем в протокол участковый.

Петр Петрович подошел было, а потом спросил:

-А-а, что это?

-Как что? - вмешалась сельская,- самогон вот нашли...

С-с-самогон? И- что я э-эксперт, что ли? С-с-слили из умывальника что то, а я расписывайся.

Участковый встал, поправляя ремень, взял стоявший на тумбочке “малинковский” стакан, и, зачерпнув из ведра почти полный, протянул понятому.

Тот, повертев его в руках, потихоньку стал пить содержимое. Вытерев рукавом подбородок, уставился на опустевший стакан.

-Ну что, самогон? -спросил участковый.

-Н-н-не п-понял...

Участковый понюхал стакан, качнул головой и зачерпнул еще.

Петр Петрович выпил.

-Ну что? Самогон?

-С-с-самогон.

-Подписывай.

Повертев ручку в руках, Петр Петрович икнул и процедил:

-С-с-сердце н-не п-п-позволяет, - и шаткой походкой зашагал на выход.

-Посажу гада за пьянку!

-С-сам н-напоил, а т-теперь с-сажать? - сказал Петр Петрович и зашагал дальше.

Участковый со злом бросил ручку на стол, а вставая, вдруг повернулся и стал ощупывать кровать. Под кроватью что то загремело. Нагнувшись, он увидел привязанное к сетке кровати корыто с трубкой и другой снадью.

-Вот и аппаратик, - проговорил он. Довольно потирая руки, обратился к хозяйке: - Ну что? Зови теперь других понятых. А то тебе не угодишь.

Уставившись на стол, он нервно потрогал портупею, раскрыл кобуру и, достав из нее щепотку семечек, спросил:

-А ведро то где?

В сенях раздался грохот упавшего тела и звон пустого ведра.

-Поспешил, сердешный- продолжил участковый, отправляя в рот семечки и добавил, - зови, зови понятых то... А самогон все одно выливать надо было.

"Нива" от 19 апреля 2002 года

Лекари (рассказ-быль)

-Ox! Oxox- Ox!- Запричитала Ксения Тимофеевна, опуская на землю сумку с торчащими из нее пакетами со стиральным порошком, и, отклячив зад, стала гнездиться на скамейку около забора пенсионера Никодима Петровича. Сам хозяин уже давно восседал на этой скамье, ожидая, когда пригонят коров из стада для полуденной дойки. Ксения, держась за кострец, наконец уселась на скамью и, не поздоровавшись с Петровичем, заскулила:

- Вот скрутило то как! Еле таскаюсь. Уколов сколько поколола, а толку то нет… Хоть волком вой.

- Радикулит что ли?- спросил Никодим.

- Да, он проклятый...

- Молода еще такими болезнями болеть. Вон какая гладкая да розовощекая!

- Ага, молода! Он, внуку уже год через неделю...Молода… Уже пятый десяток пошел прошлый год.

- Да!- протянул Никодим- рано ты тещей-то стала.

- И не говори. Тут еще молодые у меня же живут. Зятек вроде и ничего, все- “мама, мама”, а сам, вижу по глазам- так и сожрал бы меня без соли!

Ксения села поровнее, прислоняясь к забору: -Ой! Ой! Вот мука! И скажи ты- ничего не помогает!

- Да, я тоже долго мучился, а вот теперь- тьфу, тьфу- Никодим поплевал через левое плечо,- дал Бог - послал мне хорошего лекаря, так излечил вот.

- Брешешь небось! Эта болезнь неизлечима, говорят. Отпустит немного и снова в бараний рог,- Ксения покосилась на Петровича,- чуть поднимешь потяжелее или простынешь- вот и все.

- Да мне то что…- зевнул Никодим,- я тебе говорю, а ты можешь и не верить, мне до фени.

Никодим сдвинул кепку с затылка на лоб и, скрестив руки на груди, откинулся к забору, закрыв глаза.

Немного помолчав, Ксения проговорила:

- Ох, коли мне бы излечиться, отблагодарила бы энтова лекаря как следует. А то ведь житья нет.- Чуть свеклу потаскалась и вот хожу, как спутанная…

- А ты не воруй,- снова зевнул Никодим.

- Хорош тебе, святой! За собой смотри. Лучше лекаря своего сообщай, я тоже человек почти что, как зять говорит.

- Да что там сообщать, сказывал не говорить. Он ведь сам по себе лечит. У него и книжка есть,- не открывая глаз, рассказывал Петрович,- да это и не обязательно. Надо все равно начинать с энурезотерапии.

- А эт что?

- Да как тебе сказать? Короче, это лечение мочой.

- Пить что ли?

- Да ну! Растираться надо,- Никодим снова зевнул,- берешь и растираешься. Чуть полегчает, идешь к моему другу. Он по книжке дальше назначит.

- Нет. Ты что-то брешешь, наверное.

- Да, что мне брехать,- вон спроси у моей,- Никодим показал кивком на полную женщину, выгонявшую на луг гусей.- Маш! Ты помнишь как я летося мочой лечился?

- Да помню, помню,- отозвалась та, а про себя добавила,- помню, помню, придурок.

-Ой! Петрович, да расскажи. Век благодарна буду!-зачастила Ксения,- сам вон какой!

- Да понимаешь - дело деликатное.

- Говори, чего уж там. Говори как есть, что мне семнадцать лет что ли!

- Короче,- начал Никодим,- надо взять свежую мочу. Можно, конечно, свою или мужневу, но лучше человека злого к тебе и желательно мужика.

- Зять у меня такой,- встряла Ксения.

- Да помолчи ты! Слушай лучше, так вот: свежей мочой растираешь поясницу досуха, несколько раз. Растирать можно самой. Главное, чем свежее моча, тем и лучше.

- Гм? - задумалась Ксения.

- Конечно, лучше прямо непосредственно.

- Гм?- снова замялась Ксения.

- Так я тебе и говорю- дело деликатное. Но зато как помогает! С трех раз, потом закрепить наговором и вот четвертый год.

Петрович встал и наклонился, пытаясь достать руками ступней.

- Это у меня пузо,- пояснил он, - а так без проблем.

- Да-, мечтательно протянула Ксения, - а лекарь то кто?

- Потом скажу. Ты пробуй, не поможет, тогда пойдем к нему. А то он злится, когда об нем говорят,-Никодим взял приставленную к скамье хворостину и бодро зашагал навстречу появившемуся из лесополосы коровьему стаду...

Дня через три Ксения приковыляла к Никодиму Петровичу уже надвечер. Петрович вновь восседал на своей скамейке с той же хворостиной, поджидая свою буренку. Казалось, что он и не уходил со своего любимого места.

- Ну как дела?- делая серьезное выражение на лице, спросил Петрович.

- Ой, не говори. Опозорилась в доску. Да разве дадут полечиться!- Ксения осторожно присела на скамейку.

- Понимаешь? Уговорила я зятя своего за десять бутылок пива, и, чтобы не проболтнулся дочери, добавила ему блок “Явы”. Он сначала, конечно, отговаривался: “Как это можно, мама!” - а потом, правда, согласился. Ну это, самое- непосредственно. Только растирать, мол, не буду. Ну и ладно. Подостлала я, понимаешь, клеенку на пол в летней кухне, разделась почти что. Потом позвала зятя, он за дверью ждал. Накрыла рубахой голову. –Стыдно,- говорю. А он гад дует на меня и причитает- “Мама, не волнуйтесь, я это делаю с чувством глубокого удовлетворения!” Тут и зашла дочь. Как она быстро с базара вернулась?! Ты, говорит, паразит, что творишь? Хрясь его сумкой по башке. А в сумке мясорубка была. Шесть швов сердешному наложили. Так что пропало лечение.

- Да, что там!- с трудом сдерживая смех, отозвался Никодим,- придется идти к моему лекарю. Друзья мы теперь с ним до гробовой доски. Как он меня излечил, с тех пор…

- Хорош резину тянуть. Когда пойдем?- зачастила Ксения, поглядывая по сторонам словно заговорщица, -ну?

- A…,- протянула Ксения, -знаю о ком ты, что-то не верится…

- Да мне что? Как хочешь…- Никодим собрался уходить.

- Да погоди ты,- дернула его за рукав Ксения,- деваться мне некуда. Придется идти. Что там надо?

- Ничего особого, сказал Никодим, - возьми бутылку на всякий случай. Приходи до солнца. Как раз на восходе самый раз. Только не говори за меня. Боюсь разозлится,- напомнил еще раз Никодим.

Ксения явилась к Максиму Вьюжнину рано утром, задолго до восхода солнца. Постучав в стекло на веранде, чем вызвала яростный брех привязанного во дворе кобеля, скромно отошла от двери.

На стук вышла Лизка, жена Максима.

- Ты что? - придерживая простыню, спросила она.

- Максим Николаевич дома?- промолвила Ксения, пряча принесенную сумку за спину.

- А где же ему быть? Время четыре утра!- Лизка зло хлопнула дверью, но хозяина позвала.

Максим вышел на крыльцо и, уставившись на Ксению полузакрытыми глазами, спросил:

- Ты что?

- Ой, только не отказывай! Я тебя отблагодарю чем хочешь. Вот возьми,- она сунула Максиму сумку в руки.

- Как раз по времени,- зашептала Ксения,- вижу, тяжко тебе…

- Да уж,- Максим потрогал опухшее от вчерашней пьянки лицо,- только не пойму…

- Тихо, тихо,- перебила его Ксения,- я согласна на все. Только помоги.

После долгих объяснений Ксении Максим наконец понял, что от него требуется. Но еще несколько минут мучительно шевелил воспаленными мозгами- кто это ему напакостил? Наконец, когда Ксения несколько раз повторила о лечении по книге и, чтобы Максим не стеснялся по ней лечить,— дошло.

-Понимаешь,- начал Максим, обдумывая план мести,- книжку я дал почитать Никодиму Петровичу, тут недалеко живет. Если хочешь, сходи, скажи от меня, мол. Он отдаст. А ко мне можешь не приходить сегодня,- продолжал лекарь,- книжку возьмешь и сама почитай пока.

Максим собрался уходить, но спохватившись добавил:- Да! Если заругает и не отдаст- можешь сама без нее. Найди место, где солнце по восходу лучше видно, поясницу подставь восходящим его лучам, а сама глаза закрой и стой пока не начнет пригревать.

- А что и халат снимать? - переспросила Ксения.

- Так через халат какой толк,- Максим хлопнул дверью,- иди, а то солнце скоро появится… Три дня подряд… Прихватив сумку, он скрылся за дверью.

Сколько выслушала ругани бедная Ксения от разбуженного Петровича, рассказывать нужно отдельно. Но после этого она таки поспешила за околицу к лесопосадке. Солнце уже начало показывать свои лучи из-за далекого горизонта. Выбрав место поукромней, она стала к солнцу задом и, задрав халат, обнажила поясницу до самых коленок. Закрыв глаза, начала про себя считать до шестисот, потом еще до тысячи. Досчитав, она решила еще постоять для верности. Вскоре Ксения услышала за спиной хруст срываемой травы и тихий голос односельчанки Варюхи:

- Ксюш, ты что это, это самое?..

Повернувшись, Ксения увидела несколько коров, которых самые нетерпеливые хозяева выгнали постеречь до стада на лугу. Мужики, собравшись кружком, тихо хихикали, вытирая слезы…

Почти месяц Никодим Петрович прятался каждый раз, как только примечал Ксению, идущую в район, особенно по субботам. Но однажды прозевал или просто запамятовал- кто его знает. Тем не менее Ксения подошла во время его задушевной беседы с соседом и молча, с размаху, опустила сетку с куриными яйцами, которые несла продавать, на его голову.

-Это тебе лекарство от брехни!- и зашагала прочь.

А Петрович остался стоять, растопырив руки со своей хворостиной, облизывая желток с губ, и со злостью слушал хохот своего собеседника.

"Нива" от 23 января 2002 года и 30 января 2002 года